В 2022 году исполнилось 100 лет со дня процесса над священномучеником Вениамином, митрополитом Петроградским, – страдальцем до Голгофы, согласно точному определению недавно почившего подвижника благочестия Сергея Андреевича Зегжды, и его расстрела, произошедшего 13 августа 1922 года. Наш долг – сохранить в памяти светлый облик священномученика Вениамина и его духовный подвиг.
Лето 1921 года было ознаменовано страшной засухой, поразившей 34 хлебородных губернии страны. В результате начался голод, усугублявшийся разрушением крестьянского хозяйства во время Гражданской войны и отсутствием продовольственных резервов. Святейший патриарх Тихон издал послание «К народам мира и православному человеку», в котором содержались следующие слова:
«…Помогите! Помогите стране, помогавшей всегда другим! Помогите стране, кормившей многих и ныне умирающей от голода. Не до слуха вашего только, но до глубины сердца вашего пусть донесет голос мой болезненный стон обреченных на голодную смерть миллионов людей и возложит его и на вашу совесть, на совесть всего человечества».
В августе 1921 года Святейший патриарх Тихон обратился с призывом о помощи к восточным патриархам, папе Римскому, архиепископу Кентерберийскому и епископу Нью-Йоркскому. В результате Советская Россия получила серьезную продовольственную и финансовую помощь. Он также благословил клириков и мирян Российской Православной Церкви собирать на местах средства на помощь голодающим. По благословению Святейшего патриарха митрополит Вениамин 23 июля 1921 года предложил правлению Общества православных приходов образовать комиссию под его председательством для приема и передачи пожертвований во Всероссийский комитет помощи голодающим (ВКПГ). В праздник Успения Пресвятой Богородицы митрополит Вениамин распорядился прочитать в храмах послание патриарха и произвести сбор в помощь голодающим. Однако некоторые советские руководители усмотрели опасность в деятельности членов комитета, арестовали его руководителей и распустили ВКПГ. После этого церковная помощь передавалась в комиссии помощи голодающим при местных районных советах.
Однако к началу 1922 года вопрос о помощи голодающим обострился, и не только в связи с увеличением масштабов бедствия. С конца января 1922 года в газетах начали появляться статьи, авторы которых требовали использовать церковные ценности для покупки за границей продовольствия для голодающих. Удивительнее и печальнее всего, что авторами многих из них являлись священнослужители. Так, 18 февраля 1922 года в газете «Петроградская правда» была опубликована статья протоиерея А.И. Введенского «Церковь и голод: Обращение… к верующим», в которой содержалось требование отдать все церковные ценности, вплоть до священных сосудов, а также безосновательные обвинения в жадности и нежелании помочь голодающим в адрес петроградского духовенства. Этот ряд публикаций явился своеобразной артподготовкой перед декретом ВЦИК об изъятии церковных ценностей, опубликованным 23 февраля 1922 года. Причины, по которым А.И. Введенский впутался в эту сомнительную демагогическую кампанию, достаточно очевидны: он вместе со своими единомышленниками – Боярским, Красницким и др. – неистово требовал богослужебных и канонических реформ: перевода всего богослужения на современный русский язык, изменения богослужебных последований, перехода на григорианский календарь, введения женатого епископата, разрешения двоебрачия духовенства и т.д. Святитель Вениамин с его чувством канонической правды на это пойти не мог. Не принимал этих нововведений и народ Божий. Поэтому еще 20 декабря 1921 года митрополит Вениамин обратился к петроградскому духовенству с посланием, в котором, в соответствии с «Обращением» патриарха Тихона, призвал воздержаться от богослужебных нововведений. Соответственно, та нечистая игра, которую вел Введенский, преследовала цель заставить митрополита Вениамина пойти на церковные реформы.
После опубликования декрета митрополит Вениамин пошел на переговоры с представителями власти. Как свидетельствовал на процессе позднее расстрелянный И.М. Ковшаров, 6 марта 1922 года он сопроводил митрополита Вениамина в Смольный. В комнате № 95, куда был приглашен владыка, были Комаров Н.П., Канатчиков С.И. и еще трое. Митрополит огласил свое заявление в Помгол. В своем обращении он, в частности, заявил:
«Вся Православная Российская Церковь по призыву и благословению своего отца, Святейшего патриарха, еще в августе месяце прошлого 1921 года со всем усердием и готовностью отозвалась на дело помощи голодающим. Начатая в то же время и в Петроградских церквах по моему указанию работа духовенства и мирян на помощь голодающим была прервана, однако, в самом начале распоряжением Советской власти.
В настоящее время Правительством вновь предоставляется Церкви право начать работу на помощь голодающим. Не медля ни одного дня, я, как только получилась возможность работы на помощь голодающим, восстановил деятельность Церковного Комитета помощи им и обратился ко всей своей пастве с усиленным призывом и мольбой об оказании помощи голодающим деньгами, вещами и продовольствием. Святейший же патриарх, кроме того, благословил духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих, принести в жертву голодающим и драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления.
Однако недавно опубликованный в московской газете «Известия» Декрет (от 23 февраля) об изъятии на помощь голодающим церковных ценностей, по-видимому, свидетельствует о том, что приносимые Церковью жертвы на голодающих признаются недостаточными.
Я, как архипастырь, почитаю священным долгом заявить, что Церковь Православная, следуя заветам Христа Спасителя и примеру великих святителей, в годину бедствий для спасения от смерти погибающих всегда являла образ высокой христианской любви, жертвуя все свое церковное достояние, вплоть до священных сосудов.
Но, отдавая на спасение голодающим самые священные для себя по их духовному, а не материальному значению сокровища, Церковь должна иметь уверенность:
1) что все другие средства и способы помощи исчерпаны,
2) что пожертвованные святыни будут употреблены исключительно на помощь голодающим и
3) что на пожертвование их будет дано благословение Высшей церковной власти.
…Когда народ жертвовал на голодающих деньги и продовольствие, он мог и не спрашивать, и не спрашивал, куда и как пойдут пожертвованные им деньги. Когда же он жертвует священные предметы, он не имеет права не знать – куда пойдут его церковные сокровища, так как каноны Церкви допускают, и это в исключительных случаях, отдавать их только на вспоможение голодным и на выкуп пленных».
Отметим, что резервы драгоценных металлов в Советской России, в частности – множество предметов светского характера из царских дворцов и дворянских усадеб к 1922 году далеко не были исчерпаны и необходимость конфискации церковного достояния, недозволенной с точки зрения канонов Церкви, далеко не была очевидной. Отметим и следующее. В принципе, митрополит Вениамин не был против передачи в пользу голодающих всех церковных ценностей, включая даже священные сосуды, но при правильной канонической процедуре – при добровольности их передачи и переплавки евхаристических сосудов в слитки с целью недопущения их профанации. И уж подавно святитель Вениамин защищал не церковную собственность, а церковную святыню, а относительно материальной составляющей он нисколько не сомневался, что «это – Богово и к Богу должно вернуться».
Комаров принял точку зрения митрополита, который говорил, что Церковь стоит на точке зрения превращения церковных ценностей в хлеб, но руками верующих, и, начиная с предметов, не имеющих религиозного значения, затем риз, после чего можно приступить к священным сосудам и предметам, находящимся на престоле, при условии превращения их в слитки. Переговоры закончились соглашением, учитывавшим ряд требований Петроградского архиерея: духовенству предоставлялась возможность присутствовать и производить изъятие, участвовать в запечатывании, установлении веса ценностей, в переплавке; предметы, имеющие для верующих особое значение, могли быть заменены соответствующим металлом по весу и т.д. Через несколько дней митрополит Вениамин благословил открытие при лавре «питательного пункта для голодающих на средства богомольцев Св. Духовской и Крестовой церквей и при участии представителей тех и других». На следующий день митрополит служил и обратился к народу с проповедью, говоря в ней о полученном в Смольном разрешении и призывая народ жертвовать.
Казалось, между властью и Церковью достигнут консенсус и все должно пойти хорошо. Однако, к сожалению, события стали развиваться по иному сценарию.
В газетах началась разнузданная кампания против «князей Церкви». Что произошло, до конца непонятно. Вероятно, в Советском правительстве возобладали «ястребы» – партия тех, кто ненавидел Церковь и решил использовать народное бедствие для унижения и разгрома Церкви. Одним из них, безусловно, был Л. Троцкий, руководитель комиссии по изъятию церковных ценностей, который в своей записке от 30 марта 1922 года в Политбюро предложил местным партийным органам «расколоть духовенство, изъять ценности, расправиться с черносотенными попами», так как
«…Кампания по поводу голода для этого крайне выгодна, ибо заостряет все вопросы на судьбе церковных сокровищ. Мы должны, во-первых, заставить сменовеховских попов целиком и открыто связать свою судьбу с вопросом об изъятии ценностей, во-вторых, заставить довести их эту кампанию внутри Церкви до полного организационного разрыва с черносотенной иерархией, до собственного нового Собора и новых выборов иерархии…»
Среди прочих «ястребов» исследователи называют также имя Г. Зиновьева, в прошлом иудаиста, который в 1936 году перед расстрелом кричал: «Шема Исраэль». При полном понимании специфики церковных ценностей и их духовного значения изъятие как будто бы нарочно зачастую проводилось самым грубым и жестким образом. Верующих словно провоцировали на бунт. Наводит на размышление и то, что зарубежные правительства требовали за хлеб исключительно золото и позднее по поводу процесса и жестокого, несправедливого приговора особых протестов не высказывали.
12 марта митрополит Вениамин послал в Смольный заявление в адрес Петроградского губисполкома, в котором выражалось сомнение в том, что все пожертвованные святыни будут употреблены на помощь голодающим; говорилось о крайности этой меры и обязательности благословения патриарха на нее, о необходимости относительной самостоятельности Церкви в данном вопросе. Завершалось послание предупреждением:
«Если бы слово мое о предоставлении Церкви права самостоятельной помощи голодающим на изъясненных в сем основаниях услышано не было и представители власти, в нарушение канонов Святой Церкви, приступили бы без согласия ее архипастыря к изъятию ее ценностей, то я вынужден буду обратиться к верующему народу с указанием, что таковой акт мною осуждается как кощунственно-святотатственный, за участие в котором миряне по канонам Церкви подлежат отлучению от Церкви, а священнослужители – извержению из сана».
Своеобразным ответом на это обращение было решение Большого президиума губисполкома от 14 марта, который постановил «обязать комиссию по изъятию церковных ценностей не позже, чем в недельный срок, приступить к изъятию». Ответственным был назначен бывший председатель петроградской ЧК И. Бакаев.
13 марта 1922 года митрополит Вениамин по приходам разослал памятную записку «Для руководства духовенству», в которой было, в частности, сказано, что в связи с проверкой описей церковного имущества и изъятием такового разными лицами даны рекомендации, как поступать в таких случаях. Например:
«…Священные сосуды и освященные предметы священник по церковным канонам и распоряжению церковной власти не может отдать посетителям. Если же они будут настойчиво требовать, то он должен заявить: берите сами. В самом акте изъятия должно быть отмечено, что перечисленные церковные священные предметы взяты были самими посетителями».
Эти смелые заявления митрополита Вениамина вызвали у местной власти резко негативную реакцию.
Положение обострилось инцидентом 15 марта у Казанского собора, где с ведома митрополита Вениамина при большом стечении народа были оглашены известия о шуйской трагедии, где при изъятии церковных ценностей было убито пять человек и ранено несколько десятков, и послание патриарха с предостережением от повторения подобного. В эти дни святитель Вениамин заявил следующее:
«Призывая в настоящее время, по благословению Святейшего патриарха, к пожертвованию церквами на голодающих только ценных предметов, не имеющих богослужебного характера, мы в то же время решительно отвергаем принудительное отобрание церковных ценностей как акт кощунственно-святотатственный, за участие в котором по канонам мирянин подлежит отлучению от Церкви, а священнослужитель – извержению из сана».
На следующий день в церкви Спаса на Сенной площади (Успения Пресвятой Богородицы), известной своим уникальным серебряным престолом и серебряной гробницей для плащаницы, произошло столкновение членов комиссии по изъятию церковных ценностей с верующими. На заседании Петроградского совета 20 марта говорилось, что Церковь хочет использовать свою организацию «для антисоветских целей», а митрополит Вениамин «встал на путь борьбы против правительственного декрета». Начался путь святителя на Голгофу. И здесь нашлись свои Иуды. 24–25 марта в газетах было опубликовано провокационное «Воззвание группы священников» («Письмо 12-ти»). В числе подписавших и фактическими авторами письма были А. Боярский и А. Введенский. В нем содержались призывы жертвовать все церковные ценности (в том числе богослужебные сосуды) на нужды голодающих и голословные обвинения духовенства в контрреволюционности и равнодушии к страданиям народа.
Тогда митрополит Вениамин со свойственной ему пастырской мудростью поручил ведение переговоров с властью А. Боярскому и А. Введенскому. В результате было достигнуто новое соглашение, которое было подписано 6 апреля: в нем оговаривались сохранность богослужебных сосудов, без которых нельзя совершать богослужение, за приходами сохранялось право выкупа подлежащих изъятию ценностей. Однако, сервилистская позиция Боярского и Введенского, а равно их обвинения своих же сослужителей в жадности, равнодушии и контрреволюционности способствовала накалу страстей и аресту ряда священнослужителей, о чем открыто заявил святитель Вениамин 10 апреля на собрании петроградского клира. В тот же день митрополит обратился с пасхальным воззванием «К петроградской православной пастве», в котором говорилось:
«Я своей архипастырской властью разрешаю общинам и верующим жертвовать на нужды голодающих <…> даже ризы от святых икон. <…> Но если гражданская власть ввиду огромных размеров народного бедствия сочтет необходимым приступить к изъятию и прочих церковных ценностей, в том числе и святынь, я и тогда убедительно призываю пастырей и паству отнестись по-христиански к происходящему в наших храмах изъятию. Проводим изымаемые из наших храмов церковные ценности с молитвенным пожеланием, чтобы они достигли своего назначения и помогли голодающим. <…> Перестаньте волноваться. Успокойтесь. Предадите себя в волю Божию. Спокойно, мирно, прощая всем вся, радостно встретьте Светлое Христово Воскресенье».
В результате изъятие ценностей в Петрограде, по свидетельству Я. Гуровича (адвоката митрополита Вениамина), прошло относительно мирно и, во всяком случае, без крупных столкновений и человеческих жертв. И по большому счету не оно явилось главной причиной ареста, осуждения и расстрела святителя, а несколько иные обстоятельства. Согласно желанию, высказанному Л.Д. Троцким, было решено сменить прежнее слишком консервативное с точки зрения ЦК ВКП(б) церковное руководство и заменить его новым – ручным, прикормленным и реформистским, готовым на все, на любые компромиссы, на любые предательства, лишь бы создать «Живую Церковь».
9 мая 1922 года был арестован Святейший патриарх Тихон.
Своим распоряжением от 12 мая святитель назначил митрополита Вениамина вторым кандидатом на временное возглавление Русской Церкви во время его заключения. Видимо, с этим обстоятельством связано то, что 18 мая митрополит Вениамин был допрошен в Петрогубревтрибунале по вопросу о противодействии изъятию церковных ценностей, после чего власти приняли решение привлечь его к следствию по обвинению в выпуске и распространении ответа Петроградскому Помголу как агитационного средства. Почему-то до 18 мая вопросов к митрополиту не было. С митрополита Вениамина была взята подписка о невыезде. Это было первое предупреждение святителю относительно вопроса о власти в Русской Православной Церкви. Вторым и последним стал визит 26 мая к митрополиту Вениамину Александра Введенского, только что вернувшегося из Москвы, где в результате его усилий и активной помощи ГПУ было образовано обновленческое Высшее церковное управление. Введенский долго пытался убедить владыку в необходимости признать полномочия этой структуры, но натолкнулся на резкий и принципиальный отказ. Более того, 28 мая в петроградских храмах было зачитано послание архиерея, в котором Введенский со своими соумышленниками объявлялись отпавшими от Церкви. Это обращение к пастве, по сути дела, решило судьбу митрополита Вениамина. Через два дня за подписью Менжинского, начальника следственно-оперативного управления ОГПУ, в Петроград пришла следующая телеграмма:
«“Петроград, Губотдел ГПУ, митрополита Вениамина арестовать и привлечь к суду. Подобрать на него обвинительный материал. Арестовать его ближайших помощников – реакционеров и сотрудников канцелярии, производя в последней тщательный обыск. Вениамин Высшим Церковным управлением отрешается от сана и должности. О результатах операции немедленно сообщите. HP 25023/c 1 июня 1922 года. Начсоперупр ГПУ Менжинский».
1 июня святитель Вениамн был арестован, на следующий день заключен в тюрьму. По преданию, когда вместе с чекистами, пришедшими арестовывать владыку, явился Александр Введенский, чтобы принять дела Петроградской епархии, и по привычке подошел под благословение к митрополиту Вениамину, тот отстранился, мягко сказав: «Отец Александр, мы же с вами не в Гефсиманском саду». Одновременно с владыкой было арестовано 80 человек, начиная с епископа Кронштадтского Венедикта, настоятелей ведущих соборов, таких как протоиерей Михаил Чельцов, настоятель собора Пресвятой Троицы лейб-гвардии Измайловского полка, протоиерей Николай Чуков, настоятель Казанского собора, член Правления Общества православных приходов, архимандрит Сергий (Шеин), наместник Троице-Сергиевой пустыни, и кончая случайными людьми вроде персидскоподданного.
Обращает на себя внимание большое количество представителей интеллигенции, в том числе военной и юридической: таких, как профессор уголовного права Петроградского университета Юрий Петрович Новицкий и преподаватель, работник отдела Народного образования Петрогубисполкома Иван Михайлович Ковшаров, знаменитый византинист Бенешевич Владимир Николаевич, профессор Санкт-Петербургского университета по кафедре церковного права, член Правления Общества православных приходов Петрограда.
10 июня начался судебный процесс, по которому было привлечено более 80 человек. Митрополит Вениамин обвинялся в том, что, являясь главой Православной Церкви в Петрограде, добивался «изменения декрета об изъятии церковных ценностей», для чего использовал православное Общество церковных приходов «в целях возбуждения религиозного населения к волнениям, в явный ущерб диктатуре рабочего класса и пролетарской революции». Митрополита Вениамина допрашивали 11 и 12 июня, вопросы касались его отношения к постановлениям Карловацкого Собора зарубежных архиереев и к декрету об изъятии церковных ценностей, а также двух заявлений митрополита, сделанных в марте.
29 июня выступил обвинитель П.А. Красиков, внук протоиерея, бывший присяжный поверенный, юрист по образованию. Показательно, что вместо попытки доказать вину подсудимых П.А. Красиков произнес речь, состоявшую из нападок на Церковь. В его речи явно чувствовалось изощренное фарисейство. Так, Красиков заявил, что действия властей направлены не против религии, а против использующей религиозные предрассудки контрреволюционной организации:
«Вы спрашиваете, где мы усматриваем преступную организацию, да ведь она пред вами. Эта организация – сама Православная Церковь, с ее строго установленной иерархией, ее принципом подчинения низших духовных лиц высшим и с ее нескрываемыми контрреволюционными поползновениями».
В таком случае следовало бы признать контрреволюционной любую иерархическую организацию. Например, армию, или даже… партию большевиков. Красиков объявил как общеизвестный факт, что церковная иерархия неразрывно связана с монархическим строем, а сам патриарх является по сути церковным монархом. «Разрешите мне этого здесь не доказывать, это ясно уже из действительности», – читаем слова Красникова в стенограмме.
То, что в роковом феврале 1917 года Синод, да и Церковь в целом, не оказали никакой поддержки гибнущей монархии, Красикова абсолютно не интересовало. По, мнению общественного обвинителя, все классовые интересы клира, «все его симпатии, все интересы материальные были, конечно, соединены со старым эксплуататорским строем. Ясное дело, что он был полон симпатии к старому режиму и… ненависти к новому режиму, к новому строю». Только эти грозные утверждения не были ничем подкреплены. Единственное, на что сослался обвинитель, это отдельные факты сотрудничества духовенства с интервентами и белогвардейцами, которые не могли быть вменены в вину всей Русской Православной Церкви и Святейшему патриарху Тихону хотя бы в силу разрыва организационных связей из-за Гражданской войны. При этом он и словом не обмолвился о том, что патриарх Тихон еще в 1919 году призвал духовенство и верующих занять нейтральную позицию по отношению к любым политическим силам, а на просьбы благословить белое движение ответил отказом.
Во-вторых, Красиков вменил в вину патриарху и подчиненным ему иерархам то, что верующие оказывают сопротивление изъятию храмовых ценностей: бросают в красноармейцев камни, а иногда и бьют их. Такое бывало, но очень редко – менее чем в 1% всех случаев, возражала защита обвиняемых. И уж конечно никто из иерархов не призывал народ к агрессивному противостоянию. В послании патриарха, последовавшем за инцидентом в Шуе, наоборот, был призыв добровольно жертвовать украшения и дорогостоящую утварь, не связанную с богослужением:
И, наконец, все социальные обвинения Красикова в адрес митрополита Вениамина, как «князя Церкви» и сторонника сословного строя и классового неравенства, борца за прежние имущественные права, были лживыми вдвойне. Из всего того, что известно о святителе Вениамине (см. выше), явствует, что, за исключением религиозного вопроса, у него практически не было расхождений с Советской властью. Никаким «князем Церкви» он не был, он был народным владыкой, митрополитом рабочих и неимущих, постоянно служившим и проповедавшим в трущобах и на рабочих окраинах Петрограда. Не был он и противником передачи церковных ценностей, но стремился сделать это согласно святым канонам, в духе должного уважения к святыне и правилам благочестия, а также воле народа, который столетиями собирал эти прежде всего духовные сокровища для молитвы и обустройства церковной жизни. Никакого планомерного сопротивления изъятию и тем более разветвленного заговора, да еще связанного с международным империализмом, не было и в помине, иначе последствия были бы совершенно другими, похожими на грандиозные крестные ходы 1918 года.
Суть дела была в другом. Красиков, будучи ярым антиклерикалом, стремился к полному уничтожению Церкви. В качестве промежуточного этапа необходимо было обезглавить каноническую Церковь и привести к власти ручную, обновленческую, которая не только одобрила бы абсолютно все деяния Советской власти и всю ее идеологию, но и подготовило бы сознание русского человека к тотальной атеизации. Священномученик Вениамин был опасен именно в силу своей народности, своей дистанцированности от старого порядка и той реальной альтернативы в виде церковной общинности, которую он предлагал русскому человеку. Именно поэтому, с точки зрения Красикова, его следовало уничтожить.
Свидетель обвинения Канатчиков, сообщивший суду, будто митрополит Вениамин произносил в Александро-Невской лавре контрреволюционную речь с призывами к противодействию властям, тоже не смог ничем подтвердить свои слова, говорится в кассационной жалобе, поданной защитой. На все уточняющие вопросы этот свидетель отвечал лишь, что «его память вообще не удерживает ни дат, ни лиц, ни даже отдельных фактов, а только “общие схемы и принципиальные построения”». Подобная амнезия для советского чиновника выглядит, мягко говоря, странной.
Знакомясь с материалами судебных заседаний, можно увидеть поразительное сходство этого судебного процесса с неправедным судом над Господом нашим Иисусом Христом.
Вот некоторые отдельные параллели.
«Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? …Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь; Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем (Ин. 18: 33–38).
На суде митрополита Вениамина допрашивают:
«Красиков: Вы считаете, что изъятие сосудов и церковных принадлежностей в силу Декрета есть святотатство, есть преступление с церковной точки зрения, и люди, которые это делали, есть святотатцы?
Митрополит Вениамин: Моя позиция не совсем такая. Меня просили, чтобы верующие приняли участие в изъятии церковных ценностей. С этим я обратиться не могу, потому что для верующих такой поступок является оскорблением святыни.
Красиков: Вы надеялись на то, что будет изменен Декрет и отменено действие Декрета в сторону, вам желательную?
Митрополит Вениамин: Не изменить. Мы со своей стороны задумали совершить добровольное пожертвование. Цель была бы достигнута одна и та же, и она не считалась бы при этом за принудительное изъятие, а за пожертвование. Это было бы как при Амвросии Медиоланском… Тогда был расцвет христианства. Если бы теперь восстановилась христианская жизнь, мы должны были бы следовать этому примеру.
Красиков: Вы считаете, что уровень понятий XX столетия тот же, что и в IV веке?
Митрополит Вениамин: Христианство всегда было, христианство вечно. Что было при Христе и что было при апостолах, то осталось для верующих и в настоящее время.
Красиков: Так что вы и руководствуетесь пониманием IV века?
Митрополит Вениамин: Я руководствуюсь Евангельским пониманием и заявляю об этом как епископ Православной Церкви.
Красиков: Как епископ Православной Церкви вы говорите: все можно отдать голодающим, когда они нуждаются?
Митрополит Вениамин:“Я прошу разрешить нам отдать голодающим и принять в этом участие, потому что по-христиански мы должны и впредь отдавать и творить эту милостыню.
Красиков: В чем вы понимаете христианство?
Митрополит Вениамин: “В деятельности. В жизни”».
Не нужно и говорить, насколько эти ответы разрушали ложь красиковских обвинений.
На процессе нашелся свой Иуда – священник Владимир Красницкий, принадлежавший к обновленцам (группе 12) и вошедший в Высшее церковное управление. Вот его описание:
«Высокий, худой, лысый, с бледным лицом, с тонкими губами, еще не старый человек (лет 40–45) в священнической рясе решительными шагами, с вызывающим видом подошел к своему месту и начал свое “показание”. И с каждым словом, с каждым звуком этого мерного, спокойного, резко-металлического голоса над головами подсудимых все более сгущалась смертная тьма. Роль свидетеля была ясна. Это был очевидный “судебный убийца”.
Фигуры членов трибунала и самих обвинителей померкли на время перед Красницким. Так далеко даже их превосходил он в своем стремлении погубить подсудимых. Какое-то перевоплощение Иуды… Как-то жутко и душно становилось в зале… Все – до трибунала и обвинителей включительно – опустили головы… Всем было не по себе».
Всю «вину» по предъявленному обвинению митрополит Вениамин взял на себя, стараясь защитить всех проходивших по этому «делу».
С большим достоинством и мужеством держались и другие подсудимые. Вот один из примеров – допрос в суде архимандрита Сергия (Шеина). В миру Василий Иванович Шеин в 1893 году окончил Училище правоведения. В 1913 году был членом IV Государственной думы, состоял во фракции националистов. В 1907 – член и секретарь Поместного Собора Российской Православной Церкви. С 1920 года – монах, настоятель Троицкого подворья в Петрограде.
Обвинитель: Религиозные вопросы вас давно интересовали?
Архимандрит Сергий: Я не помню дня моей жизни, когда я ими не интересовался. Официально же начал заниматься церковным вопросом с 1906 года, когда был привлечен в число членов предсоборного присутствия. <…>
Обвинитель: Почему вы огласили послание митрополита?
Архимандрит Сергий: Как я мог скрыть документ, который у меня есть? Я со своим приходским советом в прятки не играю…
Обвинитель: Разницу в направлении так называемой “Живой Церкви”, которая обвиняет старую Церковь в контрреволюции, вы понимаете?
Архимандрит Сергий: “Живую Церковь” я знаю только одну, ту, о которой сказано: “Церковь Бога Живого – Столп и Утверждение Истины”».
Общественная защита разгромила доводы обвинения, подробно проанализировав их с юридической и фактической стороны. Она доказала, что митрополиту Вениамину удалось предотвратить многочисленные масштабные столкновения в ходе изъятия ценностей. Примечательны слова адвоката митрополита Вениамина С.Я. Гуровича:
«Что скажет история об этом процессе? Она найдет материал в 5 томе на 1-м листе, в докладе представителя милиции, который говорит, что изъятие везде протекло благополучно. Будущий историк скажет: изъятие в Петрограде протекло блестяще. Тем не менее был суд, 87 человек судили и… Дальнейшие строки впишете вы.
Могут быть два пути для Церкви – путь мученичества и путь подчинения власти. Не ведите Церковь по пути мученичества. Это будет большая политическая ошибка».
Однако доводы защиты не повлияли на решение судей, по свидетельству очевидцев приговор был предрешен заранее.
4 июля 1922 года подсудимым было предоставлено последнее слово. Первым взял слово митрополит Вениамин:
«Народ судит меня во второй раз. Первый раз я предстал перед народным судом пять лет тому назад, когда в Петрограде происходили выборы митрополита. Тогда собралось несколько тысяч рабочих и крестьян – тех, которые послали вас сюда судить меня. Несмотря на то, что я не был официальным кандидатом и не был угоден ни правительственным, ни высшим церковным кругам, они избрали меня. После этого я все время работал при Советской власти, причем всюду, куда я ни являлся, куда ни приезжал, вначале власть меня встречала подозрительно, но, когда узнавала, отношения резко менялись….
Теперь меня судят во второй раз представители народа. Я ни в чем не виноват перед теми рабочими, которые вас, судьи, послали судить меня. Я аполитичен, живу только интересами Церкви и народа и во всем исполняю веления Господа. Не виноваты и другие…
Каков бы ни был ваш приговор, я буду знать, что он вынесен не вами, а идет от Господа Бога, и что бы со мной ни случилось, я скажу: “Слава Богу”».
Митрополит осеняет себя крестным знамением и садится.
Наталья Сергеевна Чистоткина, одна из братчиц Александро-Невского братства, вспоминала:
«Владыку митрополита, кто имел какую-то возможность, видели во время процесса, и он благословлял всех своих, когда проводили его мимо. Слышали его последнее слово, которое он говорил, обратив лицо к нам: “Горе, если кто пострадает как убийца, или вор, или злодей, а если как христианин, то благословляю Бога за такую участь”».
Знаменательно, что здесь он цитирует апостола Петра (1 Пет. 4: 15–16), являя свое единство с ним.
Новицкий Ю.П. не признал себя виновным, сказал, что он никогда не был врагом народа, предателем и изменником.
«Если все-таки нужна жертва в этом процессе, возьмите мою жизнь, но пощадите остальных. Хотя после меня и останется одна четырнадцатилетняя девочка…»
Иван Михайлович Ковшаров подробно разобрал доводы обвинения, виновным себя не признал и закончил словами:
«Для братской могилы в шестнадцать человек материала для обвинения мало».
«Но, – как сказал обвинитель Драницын при допросе митрополита Вениамина, – это не важно, потому что это есть борьба не на жизнь, а на смерть».
Архимандрит Сергий (Шеин) рассказал о своей работе в Церковной комиссии, о том, что монашество он принял не для того, чтобы скрыть под клобуком свое политическое прошлое, а по своим религиозным убеждениям, никакой борьбы с советской властью не вел, вел только борьбу с самим собой. Смерть он встретит спокойно, зная, что она, как и все, – от Бога.
Трибунал приговорил к расстрелу десятерых обвиняемых.
Вот их список:
- Вениамин (Василий Павлович Казанский), митрополит Петроградский и Гдовский.
- Венедикт (Виктор Васильевич Плотников), епископ Кронштадтский.
- Сергий (Василий Павлович Шеин), бывший член Государственной думы фракции националистов, архимандрит, настоятель Троицкого подворья.
- Богоявленский Леонид Константинович, протоиерей, настоятель Исаакиевского собора, член Правления Общества православных приходов.
- Елачич Николай Александрович, бывший действительный статский советник, преподаватель военно-автомобильной броневой школы, секретарь Правления Общества православных приходов Петрограда.
- Ковшаров Иван Михайлович, преподаватель, юрисконсульт Александро-Невской лавры, член Правления Общества православных приходов.
- Новицкий Юрий Петрович, профессор уголовного права Петроградского университета, председатель Правления Общества православных приходов.
- Огнев Дмитрий Фролович, бывший профессор Военно-юридической академии, бывший начальник законодательного отдела IV Государственной думы и сенатор Временного правительства, член Правления Общества православных приходов.
- Чельцов Михаил Павлович, протоиерей, настоятель собора Пресвятой Троицы (Измайловского) лейб-гвардии Измайловского полка.
- Чуков Николай Кириллович, протоиерей, настоятель Казанского собора, член Правления Общества православных приходов, будущий митрополит Ленинградский Григорий.
Подсудимые встретили приговор спокойно и с достоинством. О настроении святителя Вениамина в камере смертников лучше всего говорит его предсмертное письмо, направленное благочинному отцу Петру Ивановскому. В нем владыка Вениамин писал:
«В детстве и отрочестве я зачитывался житиями святых и восхищался их героизмом, их святым воодушевлением, жалел всей душой, что времена не те и не придется переживать, что они переживали. Времена переменились, открывается возможность терпеть ради Христа от своих и от чужих. Трудно, тяжело страдать, но по мере наших страданий избыточествует и утешение от Бога. <…> Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование смерти, (под) якобы народные аплодисменты, людскую неблагодарность, продажность, непостоянство и тому подобное, беспокойство и ответственность за судьбу других людей и даже за самою Церковь.
Страдания достигли своего апогея, но увеличивалось и утешение. Я радостен и покоен, как всегда. Христос – наша жизнь, свет и покой. С Ним всегда и везде хорошо. За судьбу Церкви Божией я не боюсь. Веры надо больше, больше ее иметь надо нам, пастырям. Забыть свои самонадеянность, ум, ученость и силы и дать место благодати Божией.
Странны рассуждения некоторых, может быть и выдающихся пастырей (разумею Платонова): “надо хранить живые силы”, то есть их ради поступаться всем. Тогда Христос на что? Не Платоновы, Чипурины, Вениамины и тому подобные спасают Церковь, а Христос. Та точка, на которую они пытаются встать, – погибель для Церкви. Надо себя не жалеть для Церкви, а не Церковью жертвовать ради себя. Теперь время суда. Люди и ради политических убеждений жертвуют всем. Посмотрите, как держат себя эсэры и т.п. Нам ли, христианам, да еще иереям, не проявлять подобного мужества, даже до смерти, если есть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века! Благословение духовенству!»
В письме отцу Петру видно чувство личной Голгофы священномученика Вениамина, характерны его слова:
«Теперь, кажется, пришлось пережить почти все: тюрьму, суд, общественное заплевание, обречение и требование смерти, (под) якобы народные аплодисменты, людскую неблагодарность, продажность, непостоянство и тому подобное».
Трудно их не сопоставить с отпустом Великой Пятницы:
«Иже бивания, оплевания и заушения… и Крест претерпевый нашего ради спасения».
Более того, слова о Христе как о жизни и покое могут быть цитатой из заупокойной молитвы святителя Василия Великого: «Боже духов и всякия плоти» – «Яко Ты еси воскресение и живот, и покой усопших раб Твоих». Не исключено, что священномученик Вениамин не только размышлял об этих словах, но и читал по себе панихиду.
И в то же время в этом письме видны не только удивительная просветленность и спокойствие духа святителя, но и замечательное согласие с учением апостола Павла. Сравним слова священномученика Вениамина: «Страдания достигли своего апогея, но увеличивалось и утешение», – и изречение апостола языков из Второго послания к Коринфянам: «Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор. 1: 5).
Однако если мы вглядимся в более широкий контекст послания апостола Павла, то увидим еще большую духовную близость между этими двумя текстами. Действительно, вот начало первой главы Послания к Коринфянам:
«Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих! Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше. Скорбим ли мы, [скорбим] для вашего утешения и спасения, которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим. И надежда наша о вас тверда. Утешаемся ли, [утешаемся] для вашего утешения и спасения, зная, что вы участвуете как в страданиях наших, так и в утешении. Ибо мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, потому что мы отягчены были чрезмерно и сверх силы, так что не надеялись остаться в живых. Но сами в себе имели приговор к смерти, для того, чтобы надеяться не на самих себя, но на Бога, воскрешающего мертвых… Ибо похвала наша сия есть свидетельство совести нашей, что мы в простоте и богоугодной искренности, не по плотской мудрости, но по благодати Божией, жили в мире…» (2 Кор. 1: 3–9, 12).
В послании святителя Вениамина ощущается и живая связь с Церковью, с теми, кто сострадал ему, и его простота и богоугодная искренность, явные на процессе даже для его врагов, и приговор к смерти, и надежда не на себя, но на Бога, воскрешающего мертвых. Общим является и видение Христа как мира. «Ибо Он есть мир наш» (Еф. 2: 14), – говорит апостол Павел. Для понимания совершавшихся событий важны и слова священномученика Вениамина: «Теперь время суда». Они соответствуют мыслям святого апостола Петра:
«Ибо время начаться суду с дома Божия; если же прежде с нас [начнется], то какой конец непокоряющимся Евангелию Божию? И если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится? Итак, страждущие по воле Божией да предадут Ему, как верному Создателю, души свои, делая добро». (1 Петр. 4: 17–19)
Этот настрой – предать души Создателю, делая добро, – характерен и для священномученика Вениамина. Ощущение Суда Божия и грядущего конца мира также пронизывает послание святителя. И здесь важны слова:
«Нам ли, христианам, да еще иереям, не проявлять подобного мужества, даже до смерти, если есть сколько-нибудь веры во Христа, в жизнь будущего века».
Они гармонируют с призывом Христа в Откровении: «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Откр. 2: 10). И этот мученический венец святитель Вениамин стяжал 13 августа 1922 года…
Жестокость и несправедливость приговора поразила многих. В результате в органы советской власти, прежде всего в ВЦИК РКП (б), был направлен целый поток ходатайств о помиловании (в том числе и даже от обновленцев, например от А.И. Введенского, пусть и причастного к осуждению святителя). 7 июля Я.С. Гурович, адвокат священномученика Вениамина, подал в Верховный революционный трибунал при ВЦИК кассационную жалобу, в которой показал юридическую несостоятельность расстрельного приговора. На заседании Политбюро ЦК РКП(б) 13 июля было принято компромиссное решение: оставить в силе приговор в отношении митрополита Вениамина, архимандрита Сергия (Шеина), профессора Ю.П. Новицкого и И.М. Ковшарова другим же шестерым осужденным к расстрелу заменить его тюремным заключением на пять лет. Определением кассационной коллегии Верховного трибунала ВЦИК от 26 июля 1922 года приговор был оставлен в силе. Это показывает, что главной целью процесса явился священномученик Вениамин. Показательно и другое: равное количество представителей духовенства и мирян, которые принадлежали к интеллигенции и обладали юридическим образованием, поэтому данный приговор должен был способствовать устрашению не только церковных, но и интеллигентных кругов.
Характерно, что в этой Голгофской трагедии было и свое «умовение рук Пилатом»: Малый президиум ВЦИК, рассматривая вопрос о приговоре, «устно постановил» просить Политбюро «пересмотреть свою директиву по этому делу», однако 2 августа Пленум ЦК РКП(б) постановил отклонить это ходатайство. 3 августа постановлением Президиума ВЦИК приговор Петроградского губернского революционного трибунала от 5 июля 1922 года был изменен в соответствии с решением Пленума ЦК РКП(б), и, соответственно, смертный приговор четверым осужденным был оставлен в силе. Официального сообщения о расстреле не последовало.
Только благодаря устному преданию мы можем отчасти восстановить то, что произошло глухой августовской ночью с 12 на 13 августа, когда четыре узника камеры смертников в «Крестах» были обриты, одеты в лохмотья, чтобы их нельзя было узнать, и тайно вывезены из тюрьмы. Это были митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин (Казанский), настоятель Троице-Сергиева подворья архимандрит Сергий (Шеин), профессор уголовного права Петроградского университета Юрий Петрович Новицкий и преподаватель, работник отдела Народного образования Петрогубисполкома Иван Михайлович Ковшаров. Их спешно расстреляли в районе Пороховых по Ириновской железной дороге. Вероятно, этим местом мог быть Ржевский полигон, где часто производились расстрелы в Гражданскую войну. По преданию, священномученик Вениамин перед казнью благословил своих убийц. Место захоронения неизвестно. Вероятно, оно совпало с местом расстрела.
По преданию, священномученик Вениамин перед казнью благословил своих убийц
Символическая гробница на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, поставленная в 1992 году, напоминает нам о мученической кончине святителя и о том, что многие святые мученики не обрели своей могилы на земле, но зато стяжали вечную жизнь на Земле живых – в Царствии Небесном.
13 августа 2022 г.
